Политика на кинофестивале в Каннах: о сталинском терроре и фотожурналистке в Газе
78-й Каннский кинофестиваль набирает обороты. Политически заряженных тем у кинематографистов в этом году хоть отбавляй – продолжается война в Украине, американский президент объявил войну университетам и зарубежному кинематографу, накануне открытия фестиваля погибла героиня документального фильма "Положи свою душу в руку и иди" о войне в Газе, а иранский режим продолжает вдохновлять оппозиционного режиссера Джафара Панахи, которого любят на фестивалях. Но, если раньше кинематографисты реагировали на политические события в своих странах и культурных пространствах, то в этом году в Каннах представлены неожиданные реакции и отражения мировых потрясений.
Начнем с того, что украинский режиссер Сергей Лозница, который в последние годы снимал художественные и документальные фильмы о событиях в Украине, на этот раз представил в Каннах картину про сталинский террор. Иранка Сепиде Фарси, покинувшая Тегеран 40 лет назад из-за преследования режима аятолл и посвятившая свою кинематографическую карьеру художественному осмыслению происходящего на родине, взялась снимать фильм о Газе.
"Два прокурора" Лозницы – экранизация книги ученого-физика, друга Варлама Шаламова, политического заключенного в годы сталинского террора и забытого писателя Георгия Демидова. Лозница берется за эту книгу с понятным намерением – после художественных и документальных фильмов о войне, которую Россия развязала против Украины режиссер как бы завершает круг, показывая об истоках этой войны, о гигантской репрессивной машине, которую из себя представляла и представляет Россия. Как и другие картины Лозницы, "Два прокурора" минималистичный и очень метафоричный фильм. Метафоры считываются даже неподготовленным зрителем – в первой сцене картины заключенному поручают сжечь письма других заключенных с жалобами Сталину на бесчеловечное обращение НКВД. Герой приступает к работе, прочитывая некоторые строки, а потом бросает свернутые треугольником послания, приговаривая "коммунистическая справедливость". В погоне за этой справедливостью в топке ожидаемо сгорит и главный герой картины – юный прокурор Корнев (Александр Кузнецов) по надзору прибывает в брянскую тюрьму, чтобы встретиться со старым партийцем Степняком (Александр Филипенко). Мрачные полутемные коридоры, решетки, за каждой из которой лица вертухаев, – здесь в тюрьме, в сдавленном, клаустрофобном пространстве застряли не только заключенные, но и их надсмотрщики. Вместе со всей страной. Степняк, болеющий душой за дело революции, считает карательные действия НКВД заговором, демонстрирует Корневу следы пыток и произносит страстную подробную речь с пояснениями. Всего три месяца назад закончивший юрфак Корнев верит Степняку и отправляется в Москву, чтобы искать правды аж у генерального прокурора Вышинского (Анатолий Белый). Едет Корнев в общем вагоне, его попутчиком оказывается безногий и безрукий инвалид, развлекающий народ рассказом о том, как ходил в Петербург за помощью к Ленину, а теперь вот едет к Сталину. Наивность и плакатность монолога этого ходока, сдавленная духота вагона – Корневу бы бежать из этой тюрьмы, гремящей решетками, окриками вертухаев и безнадегой, но он обречен искать правду в стране, в которой этой правды, кажется, и не было никогда. Фильм Лозницы хоть и участвует в основном конкурсе Канн, вряд ли получит здесь призы, несмотря на блестящие актерские работы и мастерское создание образа страны жертв и палачей. Однако уж очень прямолинейно образный, удушливо плакатный он получился.
Еще одна политическая декларация с прямолинейным месседжем получилась у иранки Сепиде Фарси. Ее лента "Положи свою душу на руку и иди" состоит из диалогов с живущей в Газе фотографом и поэтом Фатимой Хасуной. У картины этой должен быть другой финал, но жизнь внесла свои коррективы – за несколько недель до Каннского кинофестиваля стало известно, что Хасуна погибла от израильского удара по ее дому в городе Газа вместе с другими членами семьи. Проверить эту информацию невозможно, ЦАХАЛ гибель семьи Хасуна не комментирует, однако режиссер, а следом за ней и Каннский кинофестиваль, поспешили обвинить Израиль. О Хасуне вспомнила во время своей приветственной речи председатель жюри Жюльет Бинош на церемонии открытия, ей посвятили открытое письмо звезды кинематографа. Однако, вопреки моим ожиданиям, премьера картины не превратилась в антиизраильский митинг. Не было ни палестинских флагов, ни людей, выкрикивающих лозунги. Не получилось и фильма, честно говоря. После гибели Хасуны я две недели изучала ее соцсети и любые проявления в публичном пространстве. Талантливая фотограф и поэт, Хасуна была личностью незаурядной, поэтически одаренной, яркой. Но Фарси, кажется, мало интересовала сама девушка. Их мучительные (интернет-связь все время обрывается) разговоры по WhatsApp никак не раскрывают героиню, зато много говорят о жестокости Израиля с подачи Фарси. Из раза в раз режиссер задает Хасуне одни и те же вопросы – про голод и разрушения в Газе. Из раза в раз на плохом английском Хасуна отвечает, что есть нечего. Иногда в кадре появляются фотографии, сделанные Фатимой, один раз она читает свои стихи (не самые удачные), один раз поет. Параллельно Фарси показывает репортажи западных каналов о происходящем в Газе, нарочито демонизируя действия Израиля. "Что ты думаешь о происходящем?" – спрашивает Фарси Хасуну. "Я чувствую гордость, ведь мы показали миру, что даже если у нас нет оружия, мы способны воевать". Об израильских заложниках обе героини молчат, в кадре лишь раз появляется репортаж о митинге с требованием их вернуть. Каннская публика, которая явно была настроена сочувствовать и проникаться, не особо прониклась. Фильм закончился под вялые аплодисменты, половина зала сбежала еще до того, как включили свет, проигнорировав предложение задать режиссеру вопросы о фильме. Хасуна, мечтавшая приехать на кинофестиваль в Канны, но не дожившая до него, так и не появилась на фестивале – ни физически, ни в фильме Фарси.