Посттравма у военных: в чем отличия подходов Израиля, Украины и России к проблеме

Участники боевых действий зачастую возвращаются с войны другими людьми: им трудно снова стать частью общества, многие остаются в плену чудовищных воспоминаний. Военные редко обращаются за помощью: считают это проявлением слабости, не доверяют системе, боятся повторных переживаний.

В Израиле, несмотря на сложности, одна из самых развитых систем поддержки: здесь занимаются превенцией травмы, адаптируют подходы и создают новые форматы реабилитации. Украина отстает, но стремится опереться на израильский и иной зарубежный опыт. В России военных обычно вместо восстановления возвращают на фронт, где зачастую "лечатся" водкой.

Материал подготовила Мария Волох.

Израиль. "Как-то стыдно признать, что ты душевнобольной"

Резервисты А. и В., пожелавшие сохранить анонимность, воевали в одном подразделении в Газе после 7 октября 2023 года. Оба получили опыт, который навсегда их изменил, и оба отказались от психологической помощи.

А. был ранен в начале войны. "Танк раздавил мне голову, когда они поворачивали пушку. На армейском языке это называется "леицтадед" (להצטודד). Так вот, мне "повернули" голову, сломались лицевые кости и разорвало лицо", – рассказывает он. Государство профинансировало лечение и оплатило десять встреч с психологом из списка минобороны, но А. от них отказался: "Я не большой поклонник психотерапии, поэтому не пошел". Он признается, что его самочувствие "так себе": "Сложно возвращаться к жизни. В СМИ очень любят показывать раненых, которые успешно восстановились, как все прекрасно и как все счастливы. Это раздражает, потому что на самом деле все это не просто".

Резервист В. тоже не стал проходить реабилитацию. "Я знаю, что много всего положено, знаю, что давали деньги на реабилитацию, но я почти ото всего отказался. Только пару дней походил на групповые занятия с психологом", – говорит он. После возвращения из Газы В. чувствовал себя "очень сильно разбитым и никому не верил". "Они сделали меня убийцей. Есть люди, которым нравится воевать, но для меня это чуждо. Я хотел как можно скорее оттуда уйти и больше никогда к этому не возвращаться", – говорит он. На войне В. потерял друзей – кто-то погиб у него на глазах. "В первый месяц я возвращался в Газу каждую ночь, во сне. Когда вижу что-то напоминающее об этом, меня накрывает. Как-то я увидел портрет погибшего солдата на улице и сразу же погрузился в тот день, когда это произошло. Такие сны бывают до сих пор, но в целом мне уже намного лучше". Психотерапевтам и психиатрам В. не доверяет, но говорит, что его спасли друзья: "Это очень сильный фактор, что я не один и у меня всегда есть поддержка. Благодаря друзьям я начал ходить в спортзал, на серфинг, много путешествовал".

По наблюдениям международного эксперта по работе с травмой, руководителя проектов в Израильской коалиции травмы Алекса Гершанова, участники боевых действий действительно неохотно обращаются за психологической помощью. А обязательных проверок ментального здоровья солдат в Израиле нет. "Чем больше "фалафелей" на погонах – тем хуже. Сложнее всего работать с командирами, хотя там процент травматизации очень высокий", – говорит эксперт.

При этом Гершанов указывает, что израильские военные обращаются за психологической помощью чаще, чем украинские (с ними ему тоже приходилось работать): "В Израиле более высокий уровень осознанности по поводу психического здоровья".

38-летний Йосеф Шулинин – один из тех, кто все-таки обратился за помощью, хотя пока не проходил диагностику ПТСР (посттравматического стрессового расстройства). Он рассказал, что прошел армейский курс после начала войны в секторе Газы, занимался опознанием тел в "очень плохом состоянии", включая тела погибших 7 октября 2023 года. "У меня не диагностирован ПТСР, но я принимаю участие в программе из 8 встреч "Возвращение к нормальной жизни" (שבים – חזרה לשגרה). Моя жена прислала мне ссылку на эту программу", – говорит Йосеф. Программа финансируется государством, в нее входят групповые занятия с психологом, телесные практики: тай-чи, танцевальная терапия и другое. Встречи проходят на эко-ферме танцевальной компании "Вертиго" в кибуце Нетив а-Ламед.

По словам Йосефа, мужчины обычно игнорируют проблемы с ментальным здоровьем, "пока совсем плохо не станет". "Мне кажется, что это как-то стыдно признать, что ты душевнобольной... Еще и оружия могут лишить из-за этого, – рассуждает собеседник. – Диагностироваться я не спешу, но в целом открыт к личностному развитию, мне это интересно. Поэтому и пошел на эти группы. Плюс ко всему, это комьюнити людей с одинаковыми переживаниями и ощущениями, чувствуешь, что ты не один".

Израиль. Ферма, где возвращают к жизни

Еще одно любопытное терапевтическое пространство, – ферма Дэнни в мошаве Ситрия недалеко от Реховота. Здесь проходят реабилитацию военнослужащие, семьи заложников и сами бывшие заложники. Программа частично финансируется государством, сочетает групповую и индивидуальную психотерапию, арт-терапию, телесные практики и терапию с животными. На ферме живут десятки разных животных: лошади, собаки, кошки, кролики, морские свинки, козы, рептилии.

Атмосфера располагает к расслаблению и покою. Все пространство дышит теплом и уютом, все продумано до мелочей.

Владелец фермы Дэнни приехал в Израиль из Аргентины в возрасте пяти лет. Он служил в армии во время первой интифады в 1987 году, никому не рассказывал о пережитом опыте, жил обычной жизнью: женился, занимался собственными бизнес-проектами. Смерть отца спровоцировала у Дэнни жесткие симптомы ПТСР, с которыми он не мог справиться, и решил какое-то время пожить в лесу вместе со своими лошадьми. На природе ему стало лучше. Этот опыт побудил его к созданию фермы. Семь лет назад двери фермы открылись для военнослужащих и других людей, пострадавших в результате войн.

"Атмосфера и особая эстетика помогают снизить тревогу. Мы ходим здесь босиком, слушаем звуки природы, общаемся с животными. Это уже 50% реабилитации. А потом начинается сама программа. Каждому подходит что-то свое: рисование, лошади, разговоры. У нас много опыта и более 30 специалистов. Каждая группа людей проходит 24-недельный курс. В одну группу входят не более 20 человек, но мы ведем по три группы параллельно, – рассказывает Дэнни. – Недавно один из военнослужащих сказал мне, что это место спасло ему жизнь. Он хотел повеситься, но увидел свет и надежду. Такие слова дают мне ощущение смысла".

Военнослужащие, побывавшие на ферме, действительно очень тепло отзываются об этом месте.

Израиль. Как работает система помощи

По словам Гершанова, ПТСР требует серьезной диагностики, и поставить диагноз может только врач-психиатр. После постановки диагноза присваивается степень инвалидности и назначаются реабилитационные мероприятия.

"Один из симптомов классического ПТСР – это гипервозбудимость и реакция на триггеры. Условно говоря, ветеран сидит в кафе, кто-то стучит железной ложкой, и у него случается флэшбэк – вспышка, перед глазами картина боя и кто-то бряцает оружием, – объясняет эксперт. – В этих условиях он может вести себя неадекватно той ситуации, где находится. Может отреагировать так, как будто есть опасность для жизни, хотя на самом деле ее нет. Это как будто у вас перед глазами висит экран, на котором транслируют бой, а вокруг идет другая жизнь. Человек с ПТСР реагирует именно на то, что происходит на этом экране".

В Израиле служивший в армии человек может получить помощь от отдела реабилитации минобороны, от гражданского специалиста через больничную кассу или институт национального страхования. Реабилитация занимает как минимум около года. "Это комплекс мероприятий: психотерапевтические встречи, стабилизационная медицинская поддержка и реинтеграция, которая должна помочь человеку вернуться к гражданской жизни", – говорит Гершанов.

Эксперт рассказывает, что в Израиле особое внимание уделяется предотвращению ПТСР, еще до того, как человек оказывается у психолога: "Наша политика – уменьшить нагрузку на систему здравоохранения и психологические службы". В Израиле эта система превенции начала работать еще в начале 2000-х годов.

По словам эксперта, у примерно 15-20% гражданского населения, пережившего обстрелы или стихийные бедствия, может развиться ПТСР, если не получить своевременную поддержку. "У военных процент выше, но в Израиле он тоже минимизирован за счет того, что первая помощь должна оказываться на поле боя", – поясняет Гершанов.

Для предотвращения посттравмы в стране созданы специальные центры – "мерказей хосен" (центры психологической устойчивости), которые работают по трем направлениям: обучение простым техникам саморегуляции и протоколам поддержки ближнего; обучение тех, кто работает с людьми (полицейских, спасателей, сержантов, учителей) психотерапевтической помощи людям, которые переживают последствия травматических событий.

Также каждый гражданин Израиля может обратиться за бесплатной психологической помощью или в один из 16 "мерказей хосен" или во Всеизраильский центр стрессоустойчивости и получить до 12 встреч с психотерапевтом (по номеру *5486).

Один из первых центров психологической устойчивости появился в Сдероте. Гершанов вспоминает историю его основания: "Дочка мэра города Сдерот в начале 2000-х пришла из детского садика и сказала: "Нас научили воспитательницы петь песенку, топать ножками и хлопать ручками после того, как был обстрел". Мэр заинтересовался. Тогда наш первый центр и открылся в Сдероте".

По словам Гершанова, эффективность израильской системы самопомощи и взаимной поддержки подтверждена исследованиями. Он отмечает, что Израиль отличается от других стран тем, что здесь особенно хорошо отработаны действия во время самого травматического события и сразу после него. "Израиль в этом плане уникален – у нас опыт, которого нет больше ни у кого", – считает эксперт.

Украина. "Общественные инициативы сильнее государственных"

Гештальт-терапевт и основатель центра DopomogaЄ Анна Горбунова работает с военнослужащими, прошедшими через самые тяжелые участки фронта. Среди ее пациентов бойцы полка "Азов" и 3-й штурмовой бригады. В ее центре принимают и военных, и гражданских. С военными она часто работает на волонтерской основе.

"Лечение зависит от того, насколько ярко выражен ПТСР. Чем хуже было детство, тем тяжелее потом посттравматическое расстройство", – полагает Горбунова.

По ее словам, государственные программы психологической помощи в Украине "есть, но развиты не так хорошо, как хотелось бы". "Те военные, которые ко мне обращались, рассказывали, что врачи на местах просто спрашивают: есть ли суицидальные мысли. И если нет, то "все в порядке". Но фонды стараются проводить полноценную реабилитацию", – рассказывает терапевт.

В своей работе Горбунова сочетает разные подходы: гештальт-терапию, когнитивно-поведенческую, медитации, арт-терапию. Последняя, по ее словам, особенно важна: "У военных сильное сопротивление к ней вначале, но она очень полезна, потому что то, о чем страшно говорить словами, можно прожить через рисунок или лепку. Не озвучивая вслух такие чувства, как стыд. Именно стыд мешает военным пойти на реабилитацию – они не хотят показаться трусами", – объясняет Горбунова.

Израильский специалист Алекс Гершанов также работает в Украине: вместе с командой он разрабатывает методические рекомендации и пособия, обучает специалистов, открывает "мерказей хосен". Они начали заниматься этим в 2014 году, после российской аннексии Крыма и начала войны на Донбассе.

"В Израиле все достаточно упорядочено, потому что есть предыдущий опыт, есть специалисты, и мы постоянно что-то развиваем. В Украине не так, но они быстро строят эту систему. Первые центры мы открывали в Мариуполе и Северодонецке, но, к сожалению, их уже физически нет. С 2022 года мы открыли их в Тернополе, Одессе, Харькове, Киеве и Хмельницком. Общественные инициативы в Украине достаточно сильные. Сильнее, чем государственные", – говорит Гершанов.

По словам Горбуновой, украинское общество принимает военных как героев, что помогает им восстановиться. "Эмоциональная поддержка со стороны близких и общества очень важна", – подчеркивает терапевт.

Россия. "Самая страшная картина – это почерневшие трупы, которые никто не забирает с поля боя"

В 2022 году россиянина К. мобилизовали на войну против Украины несмотря на то, что он был единственным опекуном недееспособной матери. "Мать признали недееспособной после инсульта по суду. Я командиру говорил, но без результата. Более того, даже в отпуск не отпускали по семейным обстоятельствам", – рассказывает солдат.

Вернуться домой он смог только после осколочного ранения, и то не сразу – пришлось судиться с госпиталем, который отказывался выдавать справку о ранении.

"Когда я пошел на последний штурм, где меня ранило, видел в блиндажах живых раненых пацанов. Я дошел до медиков и сказал им, где парни лежат. А они ответили, мол, они уже "двухсотые" (убитые на российском военном сленге – прим.ред.), и отказались за ними идти. Самая страшная картина – это почерневшие трупы на поле боя, которые никто не забирает", – вспоминает К. Он признает, что ему необходима помощь психолога: "Бывает, что я по три-четыре дня не сплю". Но на момент разговора он за помощью так и не обратился.

Россия. Имитация реабилитации

За три с половиной года войны в Украине российские власти не смогли построить эффективную систему психологической помощи военным. Не хватает психологов и обучающих программ, не хватает ставок в медицинских учреждений. И, что важнее, солдат обычно стремятся как можно скорее вернуть на фронт.

По словам эксперта проекта о ПТСР "Переживу", клинического психолога Сергея Цыгунова, в России есть официальные программы, которые включают психологическую реабилитацию военных и помощь в интеграции в социум, в том числе подразделения психолого-психиатрической помощи от российской армии. Применяют короткий цикл психотерапии, медикаментозную терапию, причем, по словам специалистов, не всегда эффективную для лечения ПТСР (Россия не следует международным стандартам и протоколам коррекции, там не принят МКБ-11). Назначают "лечебные" ванны, физиопроцедуры, аромотерапию и акупунктуру. Также распространены санатории, где военные могут восстановиться. "В случае, если за человеком в санатории замечают определенное поведение, могут отправить к психиатру", – говорит Цыгунов.

Эксперт считает перечисленные меры неэффективными, а порой даже опасными: "Клинические рекомендации по лечению ПТСР включают не проверенные исследованиями и даже заведомо опасные решения. Например, предлагается возвращать военных в зону боевых действий как можно скорее. А это наоборот сделает ситуацию хуже".

Для сравнения, по словам Гершанова, в Израиле человек с диагностированным ПТСР может вернуться на службу только после успешного прохождения реабилитации и после заключения специальной комиссии о том, что ему можно давать оружие.

Россия. Алкоголь и наркотики на фронте

По словам специалистов, вместо обращения за психологической помощью российские военные, как правило, предпочитают алкоголь и наркотики.

"Дело в том, что человек с ПТСР нередко чувствует себя не таким как все, многим тяжело доверять кому-либо. Добавляем сюда отсутствие в РФ культуры обращаться за психологической и психиатрической помощью и гендерные стереотипы, – объясняет Цыгунов. – Человек постоянно находится в сильном нервном напряжении, сталкивается с навязчивыми воспоминаниями в форме кошмарных снов, ощущений, запахов, звуков. В этих условиях многие люди начинают злоупотреблять алкоголем и наркотиками, чтобы снять напряжение, забыться или просто уснуть".

О пристрастии к алкоголю и наркотикам говорят и жены военнослужащих. "У нас мужики в дурку не спешат. Стыдно им, не по-мужски, типа. Когда мой муж приезжает из отпуска, очень много пьет. Ведет себя агрессивно, плохо спит, и все, что в характере хреновое было, вылезает", – рассказала жена мобилизованного.

Российские военные суды в приграничных регионах каждый день рассматривают дела о пьянстве в армии. Возросло и количество уголовных дел о наркотиках. Наркокурьеры на оккупированных территориях возят тяжелые синтетические наркотики прямо к окопам, а на позициях солдат находят устройства для употребления. Военнослужащие признаются, что на фронте это помогает им справляться со стрессом, а в тылу – заглушать посттравматические симптомы.

По словам Гершанова, в Израиле употребление наркотиков и алкоголя на службе сурово пресекается. "В Украине проблема алкоголя есть, но они работают над этим. Когда мы начинали работать в Украине в 2014 году, это была явная проблема – там вместо реабилитации людей отправляли в санаторий – и они там пили. Сейчас начали открываться хорошие реабилитационные центры по западному образцу", – отмечает он.

Неэффективность системы реабилитации военных в России, а также массовое заключение контрактов с заключенными, ведет к росту насилия и преступности в стране. Вернувшиеся с фронта участники войны с Украиной регулярно совершают преступления. По подсчетам российского независимого издания "Верстка", за три года войны вернувшиеся с фронта военные убили и покалечили более 750 человек. В основном их жертвами становятся родственники и знакомые. В феврале 2025 года сотрудник Уральского юридического института МВД России Вилли Маслов опубликовал исследование о "влиянии специальной военной операции на преступность в России". В нем говорится, что по сравнению с довоенными годами в стране значительно выросла доля тяжких и особо тяжких преступлений. Есть и другие исследования на эту тему.

Сравнение подходов

При подготовке этого материала стало очевидным, что проблема посттравмы у военных общая. И отношение военнослужащих к лечению и реабилитации схожее – как правило, они идут на это неохотно. Но подходы к решению этой проблемы значительно отличаются в Израиле, Украине и России. Израиль разработал методы реабилитации, продолжает их развивать и стремится оказывать помощь уже на ранних этапах. Украина осознает масштаб проблемы, изучает международный опыт и стремится к эффективному восстановлению военнослужащих после посттравмы. При этом возникает ощущение, что для властей России главной задачей является возвращение солдата на фронт – и подобный подход может иметь очень тяжелые последствия для страны в будущем.