Андрей Х о борьбе "бенефициара системы государства апартеида". Интервью

Андрей Хржановский, он же "Андрей Х" – один из весьма заметных ультралевых русскоязычных активистов в Израиле. 27-летний сын режиссера проекта "ДАУ" Ильи Хржановского и внук известного мультипликатора Андрея Хржановского, учился на антрополога в University College London в Великобритании, репатриировался в Израиль из Санкт-Петербурга, оформив документы после начала полномасштабного вторжения армии РФ в Украину.

В соцсетях Хржановский называет себя "журналистом и правозащитником в Палестине". По его словам, он живет на территории Палестинской автономии. Резко критикует Израиль, считает закон о репатриации "колониальным", политику Израиля в Иудее и Самарии – "этническими чистками", а войну в Газе – "геноцидом". Несмотря на это, не планирует отказываться от израильского гражданства.

Израильские власти неоднократно задерживали Хржановского по разным обвинениям. 9 октября 2024 года ЦАХАЛ задержал его вместе с четырьмя единомышленниками при попытке проникновения в "зону А". Хржановский утверждает, что их избивали и держали с завязанными глазами, позже публиковал фото синяков. Одним из задержанных оказался американский журналист пророссийского издания Grayzone Джереми Лоффредо. Вскоре после задержания иранский сайт PressTV сообщил, что задержанные якобы пытались выяснить, каким был ущерб израильским военным базам после ракетного удара Ирана 1 октября 2024 года.

30 ноября 2024 года Хржановский приклеил стикер с палестинским флагом и надписью "Свободу Палестине" на мемориал в Сдероте, посвященный памяти офицера спецназа Шило Коэна, убитого террористами 7 октября 2023 года. 12 декабря его задержали в кафе в Тель-Авиве за публикацию видео этой акции. Он провел несколько дней в тюрьме и был выпущен под залог.

Его действия и взгляды вызывают резко негативную реакцию у очень многих израильтян и ожесточенные дискуссии в соцсетях.

Это интервью было записано в одной из кофеен в Яффо. Во время беседы к Хржановскому несколько раз подходили арабы со словами благодарности, его тут знают.

Беседовала Мария Волох.

Расскажи, где ты жил до Израиля и как оказался в стране.

Я уехал из России, когда мне было 16 лет, в 2014 году. Два года я прожил в Шотландии, учился в школе. Год прожил в Китае, потом вернулся в Великобританию и окончил университет в Лондоне. Из Лондона я уехал в 2020 году, обратно в Питер. Прожил там полтора года и приехал сюда в феврале 2022 года, три с половиной года назад.

Изначально я ехал на пару недель, навестить бабушку с дедушкой. Я должен был улететь в Питер 24 февраля 2022 года – в день начала полномасштабного вторжения России в Украину. Вместо этого я остался здесь и подался на гражданство. Это надо было делать срочно, тогда я мало понимал, где вообще нахожусь.

Приехал сюда со своей теперь уже бывшей женой, с отцом и его женой. Мы жили в Тель-Авиве.

Почему ты выбрал изучение антропологии в университете?

Я не знал, чем хочу заниматься, и это показалось мне общей дисциплиной в сфере, которая меня интересует. Показалось, что это даст мне определенные навыки, которые потом пригодятся. И это оказалось правдой.

Я занимался политической антропологией постсоветского пространства, в особенности национальной идентичностью, национализмом в постсоветских странах.

Чем ты занимался в России последние полтора года?

Вместе с коллегами из фонда поддержки социальных и культурных проектов Alma Mater мы создали организацию, которая занималась развитием дискурса вокруг нейроинклюзии в искусстве – прежде всего в театре. Нас интересовала работа актеров, режиссеров и драматургов с расстройствами аутистического спектра. Занимались всякими проектами в этой сфере, пытались ее развивать в России и за рубежом. Потом Россия вторгалась в Украину, все разъехались и работа затормозилась.

Как ты воспринял новость о вторжении России в Украину?

Это все полностью перевернуло. Первые полгода я собирал свою жизнь заново из-за внезапной эмиграции. Я собирал деньги благотворительным организациям в Украине, писал тексты для "Новой газеты".

Когда ты получал израильское гражданство, ты не считал закон о репатриации "колониальным"?

Я тогда в принципе не очень понимал, куда еду. Это был тотальный хаос. Я до этого занимался постсоветским пространством и про Израиль у меня было совсем поверхностное понимание – что здесь есть конфликт, оккупация и поселения на Западном берегу. Постепенно мое понимание росло, поскольку я решил, что, раз оказался здесь, то должен понять, что здесь происходит. Я начал читать книги, разговаривать с людьми, кататься в разные места и потихоньку приходить в ужас от того, на чем построена эта страна, и что она делает. В какой-то момент я пришел к пониманию, что не могу здесь просто так находиться, нужно либо что-то делать, либо уезжать. Само мое присутствие здесь играет определенную роль, которую я не понимал – я становлюсь бенефициаром системы государства апартеида.

Почему ты решил остаться?

Мне кажется, что могу здесь что-то сделать. Где бы я ни находился, у меня всегда будет потребность делать жизнь людей вокруг меня лучше. И здесь такая возможность появилась. Поскольку здесь я нахожусь по эту сторону апартеида, со мной практически ничего нельзя сделать. Это ставит меня в уникальную позицию. Здесь практически нет израильтян и евреев – политических заключенных. А палестинских политических заключенных здесь около 10 тысяч (А.Х., очевидно, имеет в виду палестинских арабов, находящихся в тюрьмах по обвинениям в терроризме, а также в качестве административных заключенных по подозрению в терроре – прим.ред.). У израильтян-евреев здесь достаточно большая свобода слова. При этом израильтян-евреев, которые делают мою работу, очень мало. И каждый такой человек может иметь большой вес. Поэтому здесь я могу быть наиболее эффективным. Как для активиста, для меня есть только одна категория оценки моей деятельности – это ее материальный эффект. Мне кажется, что из всех мест здесь у меня самый большой эффект.

Ты себя считаешь евреем и израильтянином, правильно?

Я считаю себя евреем. У меня был период, когда я идентифицировал себя как израильтянина, потому что мне казалось, что это случается автоматически. К тому же, в тот момент я жил в Израиле и встраивался в это общество. Сейчас я здесь больше не живу, я живу с палестинцами. Поэтому израильтянином я себя больше не считаю.

Но ты пользуешься больничной кассой?

Да, у меня есть паспорт и все такое.

У тебя не возникает когнитивный диссонанс по этому поводу? Ты считаешь закон о репатриации "колониальным", но воспользовался им и продолжаешь пользоваться всеми сопутствующими благами, которые предоставляет израильское государство.

У меня нет когнитивного диссонанса. В этом мире есть большое количество систем, которые дают мне привилегии. Например, патриархат. Я получаю много плюшек от патриархата, но это не значит, что я должен его защищать. То, что я являюсь бенефициаром системы подавления – не значит, что я должен вставать на ее сторону. То же самое здесь: я являюсь бенефициаром системы апартеида и системы колонизации, но это не значит, что я должен защищать эту систему.

Когда мы говорим о патриархате, то исходим из того, что ты не можешь перестать быть мужчиной. Но из Израиля ты всегда можешь уехать. Где для тебя проходит эта граница – между принципом и личной выгодой?

Я считаю, что паспорт – это бумажка. И не вижу ценности в символическом жесте отказа от него или в отказе от получения плюшек. Единственная категория, в которой должны мыслить активисты – это материальный эффект. У меня, как у гражданина Израиля, есть привилегии, которые я могу использовать на благо людей, у которых этих привилегий нет. И это важнее, чем отказаться от этих привилегий.

Почему нельзя бороться извне?

Бороться можно откуда угодно. Но из этой точки – эффективней.

Ты признаешь государство Израиль?

Что значит "признаю"? Государство Израиль существует. Если речь идет о названии "Израиль", то, по-моему, не имеет значения, как называть эту землю. У этой земли было много разных названий. Можно называть Западный берег, Иудея и Самария, Израиль, Палестина – это все надстройка, которая обыгрывает суть. Я считаю, что важна сама суть системы. И, начиная с 1948 года, это система этнического превосходства, которая должна быть полностью разрушена. Никаких государств, построенных на этническом превосходстве одной нации над другой, существовать не должно. Сионистская идея построена на этом, и я ее отрицаю.

Резолюцию Генассамблеи ООН от 1947 года о разделе подмандатной Палестины на еврейское и арабское государство ты тоже не признаешь?

Во-первых, эта резолюция носит рекомендательный характер. Во-вторых, я не считаю, что решение функционеров сверхдержав в 1947 году должно определять, как живут люди на этой земле. Я считаю, что это должны определять сами люди, которые живут на этой земле. Мнение ООН меня не очень интересует.

Ты занимался активизмом до переезда в Израиль?

Чем-то занимался.

Почему же не стал бороться против диктатуры в России?

Если бы я занимался этим в России, то давно бы сел. Потому что там фашистская диктатура. Здесь тоже фашистская диктатура, но по этносу, по определению крови. Здесь есть пространство, в котором я могу что-то делать.

Но ты участвовал в митингах в поддержку Алексея Навального в 2021 году в России?

Да, конечно.

Расскажи, сколько раз тебя задерживали в Израиле.

Если честно, я уже даже не помню. Знаю, что на меня заведено 13 дел: это и административные, и уголовные дела. Какие-то из них закрылись. Дело, по которому я до сих пор хожу в суд, – это когда я полтора года назад облил российское посольство красной краской на демонстрации против войны в Украине. Почему-то именно за это Израиль решил меня привести в суд.

А ты облил? Я где-то читала, что ты отрицаешь эти обвинения.

Это все снято с трех камер, меня задержали на месте (смеется).

Тебе за это вменяют вандализм?

Нанесение урона частной собственности. Такая формулировка.

Это уголовное дело?

Не знаю, это лучше спросить у адвоката.

У тебя здесь есть какие-то подписки о невыезде, ограничения действий?

Нет.

Если я правильно понимаю, то вторая твоя акция – это когда ты наклеил палестинский флаг на мемориал в Сдероте, посвященной памяти офицера спецназа "Шальдаг" Шило Коэна, которого убили террористы ХАМАСа 7 октября 2023 года?

Да. Правые СМИ очень любили подчеркивать про мемориал. В городе Сдерот есть платформа для наблюдения за геноцидом. Это такой холм, куда приезжают израильтяне смотреть – как бомбят Газу. Там есть бинокль и такое ведерко, на которое можно поставить детей, чтобы они тоже посмотрели, как в Газе взрывают их сверстников. Я туда приехал делать репортаж, и абсолютно охуел. Это одна из самых отвратительных вещей, которые я видел в своей жизни. И я наклеил палестинский флаг, да. И записал видео, чтобы придать это страшное место огласке.

А дальше меня похитили из центра Тель-Авива люди в гражданском, засунули в машину, избили в полицейском участке и продержали в тюрьме четыре дня. Посадили меня в одну камеру с людьми, которые сидели за убийство.

И как твои сокамерники к тебе отнеслись?

Ну… нормально. Я достаточно социальный человек, поэтому со всеми нашел общий язык.

Они знали, из-за чего ты там находишься?

Кто-то знал, кто-то не знал. Реагировали по-разному. По большей части было ощущение солидарности и взаимоподдержки среди сокамерников. Сигаретная экономика – полностью коммунистическая. Как только у кого-то появляются сигареты, все делятся. В камерах перенаселение: 10-15 человек на шесть коек. Если кто-то видел, что кто-то давно сидит, говорили: "Ой, ложись, я посижу". А вот со стороны работников – расчеловечивание.

В отношении всех заключенных или только политических?

В основном – политических.

На каком языке ты общался с сокамерниками?

На иврите. Я не идеально говорю на иврите, но моего уровня было достаточно.

По каким статьям тебя обвинили?

Там было несколько статей, главная из них – осквернение мемориала. Это дело все еще не закрыто.

В чем был смысл этой акции? Это был эмоциональный поступок?

Разумеется, это был эмоциональный поступок. Это зрелище повергло меня в абсолютное отчаяние. Также это была акция протеста и солидарности с людьми в Газе.

Ты сказал, что тебя избили полицейские. Вы с адвокатом зафиксировали побои?

Зафиксировали, но это никогда ни к чему не приводит. Мы подали заявку в полицейскую надзорную комиссию, они ее приняли. Что дальше они будут с этим делать, я не знаю. Я говорил об этом в суде, но реакции не последовало.

Расскажи подробнее, что с тобой делали полицейские?

Вечером я был в кафе на Шук а-Кармель в Тель-Авиве, ко мне подошли два человека в гражданском: мужчина и женщина. Мужчина ударил меня кулаком в лицо, схватил и потащил меня в машину. Там он ударил меня по лицу еще раз. Мои друзья, которые там были, подошли снимать это на видео. И кто-то из полицейских сказал одному из моих друзей, что если ты еще раз подойдешь к машине, я тебя убью. Дальше они отвезли меня в полицейский участок в Сдероте, где меня посадили на стул в наручниках и кандалах и в течение получаса женщина-полицейский меня душила и била кулаками по лицу.

Что ты тогда испытывал? Тебе было страшно?

Хм… Это был далеко не первый раз, когда на меня нападали полицейские, солдаты, поселенцы… Я к этому привык. Это далеко не самое страшное – бьют и бьют.

Я считаю, что тюрьма, как таковая, – является методом пытки. Не из-за физического насилия, а вообще. Ты оказываешься в полностью изолированной системе, тебя таскают с места на место, не говорят, куда тебя везут, иногда целый день не дают воду и еду. В целом, это был новый опыт для меня. Мы все знаем, что такое тюрьма из медиа, но изнутри это совсем по-другому ощущается.

В России ты не сидел?

Нет.

Что это была за история, когда тебя задержали вместе с журналистом Grayzone за попытку поездки в "зону А"? Я читала, что тогда вас тоже били.

Нас били. Мы стояли на КПП, нас остановили и продержали пару часов. Потом им дали отмашку нас задержать. Они потребовали у нас телефоны, что нелегально, и, когда мы отказались, один из солдат ударил меня дулом автомата, вытащил меня из машины, кинул на землю и дальше два автомата М-16 смотрели мне прямо в лицо. Затем нас несколько часов продержали на солнце, завязали глаза, стянули руки и отвезли на военную базу, где продержали еще несколько часов и передали полиции.

Мне вменили въезд в "зону А" и вандализм за какое-то видео, которое они посмотрели. Меня выпустили в тот же день. Двух других моих коллег просто отпустили, им ничего не вменили. А американского журналиста продержали еще три дня, ему вменили шпионаж в пользу Ирана, в результате суд это отклонил, но его все равно депортировали из страны.

Тебе не вменяли шпионаж?

Нет.

Иранские СМИ тогда писали, что вы добывали сведения об ущербе израильской военной базе.

Это вменяли американскому журналисту. Он был там, где Иран разрушил военную базу и сделал репортаж. Я не знал, что об этом писали иранские СМИ. (1 октября 2024 года из Ирана по Израилю было выпущено около 200 баллистических ракет. Тегеран, помимо прочего, заявлял об "уничтожении" военных баз Хацерим и Неватим в Негеве. Власти Израиля и ЦАХАЛ заявляли о незначительном ущербе, что было косвенно подтверждено публиковавшимися позже спутниковыми снимками – прим.ред.)

Он был там один?

Я не знаю. Нас там не было.

Откуда ты знаешь этого журналиста?

Он мне написал, сказал, что приезжает в Палестину и предложил пойти куда-то вместе.

Насколько я знаю, потом тебя исключили из "Компаса", потому что оказалось, что этот журналист работал на RT. Какова твоя версия причин разрыва с "Компасом"?

Да, я не знал об этом. Я не особо хочу это комментировать. Но больше с ними не работаю.

"Компас" – это была твоя организация?

Мы его основали вместе с группой друзей в 2023 году. В Израиле русскоязычное медиапространство практически полностью занято в лучшем случае фашистскими, а в худшем случае неонацистскими медиа-проектами (А.Х. при этом называет несколько популярных телеграм-каналов, в том числе левоцентристской направленности – прим.ред.). Я приехал в это пространство в 2022 году, и сначала у меня создавалась такая картина, так как читал я на русском. А дальше я начал получать информацию из других источников на других языках, и мне захотелось создать альтернативное пространство, где можно было бы говорить о вещах, которые на русском языке даже при желании не найти.

За что еще тебя здесь задерживали?

Самое классическое обвинение – это нарушение общественного правопорядка. Один раз меня арестовали за то, что я сидел на камне в палестинской деревне за нарушение общественного правопорядка. Часто обвиняют в нападении на полицейских, потому что когда на тебя нападает мент, он потом может сказать, что это ты на него напал. За посты в соцсетях – тоже есть. Сейчас меня судит поселенец за, по его версии, клевету. Он пытается у меня отсудить 160 тысяч шекелей.

Как тебя воспринимают арабы, которые живут на территории Палестинской автономии, были ли какие-то нападения с их стороны?

Нет, никогда. Я живу с палестинцами в палестинском городе, я общался с огромным количеством палестинцев, каждую неделю я узнаю десятки новых людей, поскольку постоянно перемещаюсь и пока что ни разу не встретил никакого негативного отношения к себе. Разумеется, все знают, что я еврей и что у меня израильское гражданство.

Я понимаю, что это может звучать странно, но этот конфликт – не этнический и не религиозный, он идеологический. Для них моя кровь и вероисповедание не имеют значения. Я на их стороне, и у них нет причин со мной бороться.

Как ты относишься к терактам, которые они устраивают? К недавнему теракту в Иерусалиме…

Я считаю, что подавляющее большинство терактов на этой земле исполняются израильтянами против палестинцев, просто их не регистрируют. В деревнях на Западном берегу поселенцы совершают ежедневные террористические атаки в отношении палестинцев. Также происходит огромное количество государственного террора в Газе и на Западном берегу.

Я, разумеется, хочу чтобы не было никакого террора – ни индивидуального, ни государственного. Очень хочется жить в мире, где не было бы никакого насилия, но, к сожалению, в этом мире мы не живем. Мы живем в мире, где убивают 100-150 человек в день в очереди за едой в Газе (А.Х. в данном случае приводит заведомо неверные данные; даже если доверять сообщениям хамасовских каналов и отчетам минздрава Газы, в результате боевых действий в секторе в течение последнего месяца, на фоне роста интенсивности боевых действий, ежесуточно гибнет в среднем около 60 человек – при этом ежедневно ХАМАС сообщает о нескольких погибших якобы в очередях за получением помощи, но про "100-150" погибших в сутки "в очереди за едой" речь не идет – прим.ред.). То, что внезапно происходят какие-то ответные удары здесь или то, что убивают Чарли Кирка в Штатах… Выбирая между Чарли Кирком и любым из 70 палестинцев, которых убили в тот же день в Газе, я бы выбрал любого из этих палестинцев. Кирк у меня никакого сочувствия не вызывает.

Ты доверяешь данным подконтрольного ХАМАСу минздрава Газы?

Эти данные также подтверждены внутренней израильской разведкой, внутренней американской разведкой. Эти цифры даже приуменьшены. Минздрав Газы выпускает данные уже 20 лет, они исторически правильные, подтверждаются всеми проверками. (Ни израильская, ни американская разведка не публиковали подтверждений данных о погибших, распространяемых минздравом Газы. Хотя некоторые СМИ, например панк-журнал Vice, утверждали, что израильская разведка с такими данными в целом согласна – прим.ред.)

Как ты относишься к теракту 7 октября?

Любая оккупация порождает сопротивление. Это неизбежно. Когда ты подавляешь несколько миллионов человек, занимаешься постоянной этнической чисткой, то на это всегда есть ответ.

Очевидно, что 7 октября были совершены военные преступления. Я их осуждаю. Но при этом я считаю, что у палестинцев есть полное право на вооруженное сопротивление. И международное право со мной согласно.

Международное право предусматривает право на самооборону в ответ на вооруженное нападение, но только ответная мера должна быть пропорциональна. Никто не разрешает преднамеренно убивать гражданских. И о какой "самообороне" вообще может идти речь, когда войну развязал ХАМАС, напав на Израиль 7 октября?

Война началась не 7 октября, она была развязана Израилем на протяжении десятков лет. 7 октября это, к сожалению, закономерный результат израильской политики. При этом на протяжении последних двух лет Израиль совершает эквивалент 7 октября каждые несколько дней.

Можно почитать расследования и показания солдат, которые анонимно говорят про то, что израильская армия намеренно таргетит гражданских. (По всей видимости, А.Х. имеет в виду ряд публикаций в газете "Гаарец" – прим.ред.)

Что значит "война была развязана Израилем"? На Израиль напали шесть арабских стран сразу же после провозглашения независимости...

Сионистское движение заложило первый камень этой войны еще до независимости. Это началось в конце XIX века, когда были изгнания палестинских крестьян с земли, на которой они жили поколениями. В полную силу этническая чистка началась в 1947-м – с нападения сионистских милитантов под руководством Бен-Гуриона на палестинские деревни в Галилее. Все что происходит с тех пор – результат сионистской политики этнических чисток, репрессий и апартеида, которая продолжается уже больше сотни лет.

Как ты относишься к ХАМАСу?

Я не поддерживаю правые ультрарелигиозные организации.

Ты считаешь их террористической организацией?

Я определяю террористический акт как атаку на гражданских с целью устрашения. Да, ХАМАС совершал террористические акты. Точно так же, как их совершали ЦАХАЛ и израильская полиция.

Как ты относишься к тезису, что ХАМАС был избран "демократическим путем"?

Я прекрасно понимаю, почему большое количество палестинцев в Газе поддерживают ХАМАС. Представь, у тебя убили всю семью, когда тебе было восемь лет, твой дом бомбили несколько раз, и единственный, кто этому активно сопротивляется – это ХАМАС. Если бы я родился и вырос в Газе, я бы, наверное, тоже их поддерживал.

Чем ты здесь зарабатываешь?

Журналистикой. У меня есть патреон, есть люди, которые считают ценным то, что я делаю, и поддерживают меня. Я живу на эти деньги.

Тебе этого хватает?

Да.

В Instagram ты упоминал, что сотрудничаешь с НКО.

Да, я работаю с разными НКО, которые занимаются так называемым защитным присутствием на Западном берегу. Никто из них мне не платит.

Есть деревни, в которых происходит очень активная этническая чистка. Приходят поселенцы, армия и устраивают погромы, убивают людей. Несколько месяцев назад поселенец убил моего друга. Поселенец пришел в деревню, начал на экскаваторе разрушать забор, чтобы прямо в деревне построить форпост. А потом вышел из экскаватора и начал стрелять из пистолета, выстрелил моему другу в грудь. Он умер в тот же день от потери крови. Поселенец на свободе. Дальше израильская армия похитила 18 членов семьи убитого. (Речь идет об инциденте 28 июля 2025 года между еврейским Кармелем и арабской деревней Умм аль-Хайр, к юго-востоку от Хеврона, в Иудее. По версии полиции Израиля, арабы бросали камни в израильтянина, занимавшегося строительными работами, тот открыл огонь из личного оружия по "камнеметателям" и ранил двоих из них, позднее один из раненых – Удэ аль-Хаталин – скончался – прим.ред.)

Моя задача – это просто находиться в этих деревнях, поскольку люди с израильским или с иностранным гражданством находятся под сильно меньшей угрозой, чем палестинцы.

Ты видел это или другие убийства своими глазами?

Чтобы на моих глазах кого-то убили – нет. Но я видел много насильственных атак и похороны.

Ты живешь в домах палестинцев?

Да, они меня кормят, поят, дают кров.

Ты себя считаешь в первую очередь активистом, а не журналистом?

Для меня эти две роли неразрывно связаны, и я не вижу диссонанса между журналистикой и активизмом. Никакой журналист не нейтрален, наши позиции всегда отражаются в нашей работе, хотя бы в выборе событий, которые мы решаем освещать. Если бы я делал репортаж про немецкие концлагеря в 1945-м, то не пытался бы найти баланс между позициями заключенных и охранников. Я считаю, что журналист должен стремиться быть честным и правдивым, а не нейтральным. Исходя из этих принципов я работаю.

Ты допускаешь, что твое видение арабо-израильского конфликта может быть предвзятым, поскольку ты живешь и общаешься в основном только с палестинцами?

Конечно, когда ты наблюдаешь террор и этнические чистки, это на тебя влияет. Сложнее дегуманизировать палестинцев, как это делают многие израильтяне.

Но вообще, я пообщался с огромным количеством людей, израильтян и палестинцев, сионистов и антисионистов, прочитал большое количество материалов с разных сторон. Я сюда приезжал совершенно без предвзятой позиции. Моя позиция сейчас сформирована в результате того, что я читал и видел.

Может ли твое видение со временем измениться?

Если я когда-нибудь буду поддерживать государственный террор и этническое превосходство, значит что-то пошло не так.

Ты готов сесть в тюрьму?

Это большие вопросы – готов ли я сесть в тюрьму, готов ли я умереть. Очевидно, что то, чем я занимаюсь, влечет за собой такие риски. Но, наверное, исходя из того, что я все равно это делаю, становится понятно, что я готов идти на эти риски.

Хочу ли я сесть в тюрьму – нет. Хочу ли я, чтобы меня убили – тоже нет.

Думаю, что меня так и будут арестовывать и выпускать, потому что у меня есть израильское гражданство.

Да, я тоже плачу за это какую-то цену, один раз поселенец ударил меня палкой по голове и порвал мне барабанную перепонку, другой поселенец ударил меня дулом автомата. Но эта цена несоизмерима с тем, что платят палестинцы за то, что просто живут на своей земле.

Ты как-то просчитываешь риски?

Насколько возможно, стараюсь.

Как ты думаешь, при твоей жизни ситуация изменится?

У меня очень пессимистичный взгляд на все, что происходит. На протяжении двух лет происходит геноцид и этническая чистка, которую я наблюдаю своими глазами. И кажется, что ничего не может на это повлиять.

Но при этом очень много вещей влияют на исторические процессы, и мы не можем просчитать, что будет. Ленин в начале 1917 года говорил, что большевики придут к власти через много-много лет, а к концу 1917 года он фактически был во главе страны. Сейчас израильский апартеид на своем пике, но мы не знаем, что будет дальше. Поэтому я просто стараюсь делать все, что в моих силах. Я хочу иметь возможность сказать себе, что я сделал все, что мог в конце каждого дня.

Ты чувствуешь себя принятым и на своем месте в Израиле?

Я чувствую себя на своем месте, когда работаю в поле. Не чувствую себя принятым в израильском обществе и не стремлюсь к этому.

Ты бы не хотел пожить обычной спокойной жизнью?

Я считаю, что у меня нет морального права здесь жить спокойной жизнью. Наверное есть места, где я могу себе это позволить, но я вижу своей миссией бороться за лучший мир для всех. Особенно для людей, которые находятся в супер-не-привилегированной позиции.

Ты занимаешься с психологом?

Да.

Знаешь, есть такая точка зрения: если человек стремится помогать кому-то ценой своей жизни, то по какой-то причине этот человек не ценит собственную жизнь. Что ты об этом думаешь?

Ну… Можно много анализировать причины, почему я делаю, что я делаю… Понятно, что это наносит урон моей психике… Но я все равно могу продолжать это делать. Наверное, не каждый смог бы этим заниматься, и, наверное, со мной что-то не так. Наверное у меня низкий инстинкт самосохранения. Причин может быть миллион, они могут быть альтруистические, эгоистические, правильные и не правильные, но меня больше интересует результат. Пока что у меня получается этим заниматься, чтобы не сойти с ума и не умереть.

Разумеется, я не смогу заниматься этим бесконечно, и в какой-то момент мне придется разбираться со всеми физическими и ментальными травмами.

Ты не хочешь семью, детей?

На данный момент – нет.

Почему "Андрей Х"?

Фамилия очень сложная для запоминания и произношения не русскоязычными людьми. Это первая буква моей фамилии.

Твой отец тебя поддерживает?

Он говорил в интервью, что он политически со мной не согласен, но поддерживает меня, как сына.

Тебя часто представляют как сына режиссера Ильи Хржановского или внука мультипликатора Андрея Хржановского. Ты не чувствуешь, что твоя собственная идентичность и выборы обесцениваются в сравнении с фигурами отца и деда? Мне кажется, что расти в такой семье не просто, потому что появляется ожидание соответствовать или даже превзойти членов своей семьи, такое внутреннее давление на самого себя.

Мы занимаемся совершенно разными вещами. Когда ты из семьи известных людей, это неизбежно, что на тебя смотрят через их призму. Сложно ли с этим существовать? Если когда-то было сложно, то в настоящий момент – нет.

В целом, мне кажется, что большинство амбиций, персональных или глобальных, по большей части исходят из детской травмы или какого-то неудовлетворения собой или миром. И, конечно, это влияет на причины действий, о которых мы с тобой говорили. Но, опять же, я ориентируюсь на результат. Все причины того, что я делаю, так же как и привилегии, способности и возможности, я направляю туда, что считаю морально правильным.

Где ты видишь себя через 10 лет?

В могиле (смеется). Я не знаю. Если бы меня спросили об этом четыре года назад, я бы и представить себе не мог, что буду жить в палестинских деревнях и гулять с людьми, которые пасут овец, чтобы фиксировать, как на них нападают вооруженные люди. Моя жизнь полностью переворачивалась несколько раз благодаря событиям, которые не находились под моим контролем, что я уже стараюсь ничего не предсказывать и просто делать то, что могу в моменте. Горизонт планирования уменьшился.

У тебя есть мечта? Не связанная со всем миром или с палестинцами, а связанная именно с тобой?

Мне кажется, что нет... У меня нет персональной мечты.

Может быть какая-то политическая должность или определенное количество подписчиков?

Такого типа достижения для меня – инструменты. Это все нужно, чтобы добиться финальных целей. А финальные цели все экстернальные. Они все связаны с тем, чтобы что-то сделать в мире.

И какова твоя финальная цель: "свободная Палестина", мир?

В конце XIX века итальянского анархиста Эррико Малатеста спросили: как он видит финальную анархию. Он сказал, что анархия – это не цель, это процесс. Движение к максимальному благополучию максимального количества людей, справедливости и равенству во всем мире.

Я не привязан к концепции национального государства, я не борюсь за национальное определение одного народа, я борюсь за всеобщую эмансипацию. Поэтому финальной цели нет, есть путь к таким идеалам.

А на этом этапе хочется двигаться к отмене государства апартеида – к государству для всех, где не будет национального превосходства.